Великан Калгама и его друзья - Николай Семченко

– Брось эти свои рассуждения! – прикрикнул Подя. – Бусяку жалеть не надо. Он никого не жалеет.

– А я и не жалею его, – сказал Калгама. – Пусть он раскаивается, что был злобным бусяку. Вот стал бы Хондори-чако слизняком…

И только он это произнёс, как бусяку съёжился и превратился в осклизлого длинного слизняка. Испуганно извиваясь, он заполз под лист лопуха и притаился там. Теперь любая птица могла его склюнуть, любой зверь – прихлопнуть лапой, а человек, даже не заметив, – раздавить.

Подя из любопытства приподнял носком сапога лопуховый лист, чтобы посмотреть, как себя чувствует бывший бусяку. Трусливый слизняк струхнул и заполз под сухую ветку. По цвету они были одинаковые. Не отличишь.

– Рождённый сильным может стать самым слабым, – удовлетворённо хмыкнул Подя. – Вот и прячься теперь от всех, да благодари Калгаму за его добро.

– Какое ж это добро? – удивился великан. – Быть слизняком – наказание!

– Эх, ничего-то ты не понимаешь, – махнул рукой Подя. – Молодой ещё! Потом поймёшь. Как станешь старше.

Разговаривая, они и не заметили, как к ним тихонько подошла молодая симпатичная буссеу. Это была та самая щука, которая помогла друзьям найти заколдованный маньчжурский орех. Как кончилось действие чародейной силы, так и обрела она свой прежний облик.

– Хорошо, что мы встретили друг друга, – сказала она. – Без вас я бы ещё долго оставалась зубастой щукой. Лес меня заждался. За маленькими деревцами нужен пригляд, грибы без полива плохо растут – надо дождик для них позвать, да и птицы что-то меньше петь стали, меня ожидают. Я запою – они подхватят. Ох, пора мне, пора!

– Спасибо тебе, Чикуэ, – растрогался Калгама. – Без тебя нам всем пришлось бы трудно…

– Будешь в лесу – только свистни, сразу появлюсь, – улыбнулась Чикуэ. – Нас, буссеу, как и леших, свистом вызывают. Некоторые считают это дурным тоном, ну и пусть считают. А чтобы ты с Фудин иногда вспоминали обо мне, возьми желудь. Он тоже твой помощник. Старался, как мог.

На раскрытой ладони буссеу лежал тот самый желудь, который попросился в спутники Калгаме. Перенесённые испытания сказались на нём: он помялся, потрескался, но по-прежнему блестел лакированными боками и даже, как показалось великану, стал крупнее.

– Дай-ка, посажу его на твою макушку, – сказала Чикуэ. – Как придёшь домой, поймёшь, что с ним делать.

Прощаться всегда трудно. Кажется, уже сказал всё, что положено, но хочется ещё хоть немного побыть рядом. А если не знаешь, когда снова доведётся свидеться, то сердце почему-то сжимается и становится очень грустно. Но этого никак нельзя выказывать, уж лучше легко улыбнуться, помахать рукой и, уходя, сказать: «Пока!» или «Счастливо!», или кому как нравится. «А печалиться лучше одной», – решила Чикуэ. Она не любила, когда друзья грустили, пусть даже по причине расставания.

Подя, в отличие от неё, прощаться не стал. Пока никто на него не смотрел, он поднял над головой руку, что-то шепнул и обернулся лёгким дымком. Набежавший ветер его рассеял. Но если кто-то решит: Подя поступил невежливо, то это не совсем так. Потому что он на самом деле и не расставался: в каждом доме горит очаг, пламя в нём – частичка духа огня.

Чикуэ, определив желудь на макушку великана, заметила:

– Вот и Подя ушёл. У него забот полно. И мне пора. И вам с Фудин нужно домой возвращаться. Кстати, нога у неё больше не болит. Вон, смотри, как она задорно вышагивает вслед за медведем!

Фудин выглядела вполне здоровой, да ещё несла мешок Калгамы. Специально сходила за ним в пещеру бусяку. Положила в мешок поломанные вертел, колотушку и мялку. Как их бросить-то? Ведь помогали Калгаме, как могли. Если их отремонтировать, вполне ещё в хозяйстве пригодятся. А мышку-помощницу Фудин посадила медведю на спину. Пусть со всеми удобствами путешествует, тоже старалась, малышка, не испугалась страшного бусяку.

Чикуэ помахала всей честной компании, сказала «Пока!» и шагнула в заросли лещины. Ветви кустарника сомкнулись за её спиной. Сорока из любопытства полетела за ней. Сначала она видела буссеу, но вскоре Чикуэ слилась с зеленью, цветами, деревьями – попробуй, разберись, где она.

Калгама посадил Фудин на спину медведя, мышку взял себе за пазуху – так и тронулись в путь. Долго ли, коротко ли, пришли на крутояр. Сорока полетела в своё гнездо, медведь вернулся в тайгу, мышка – в норку.

Желудь, который буссеу Чикуэ посадила на макушку великана, в пути дал росток. Он рос даже не по часам – по минутам! Когда Калгама подошёл к своему дому, на его голове красовался молодой дубок. Его-то и увидела Койныт. Увидела и решила: дуб ходит по крутояру!

Калгама снял дубочек с головы и посадил его рядом с домом. А то, что над крутояром появилась радуга, так ничего удивительного в этом не было. Это был подарок Чикуэ. Она специально попросила радугу расцвести для Калгамы и его любимой Фудин. Есть такая примета: радуга-дуга над домом – к счастью.

Кстати, немножко счастья досталось и Койныт с Чумбокой. Они поменяли золотую безделушку на прочную рыбацкую сеть и большую лодку-плоскодонку. Чумбока ещё больше рыбы ловил, её хватало и себе, и на продажу. А как появились у семьи денежки, так и новый дом отстроили, и нарядов для Койныт накупили. А ещё она меньше спать стала. Подружилась с Фудин, та её научила шить-кроить, вышивать красивые узоры. И это занятие Койныт очень понравилось!

Это сэвэн – охранитель дома, по-нашему: домовой. Наверное, у Калгамы тоже был свой сэвэн. Пусть и твой дом охраняет добрый сказочный домовой!